Под ногами хрустят листья кленов. Багровые, будто коркой запекшейся крови, заляпанные грязью. Заплеванные, за.. Хотя, кто знает. В их безумном городе, где жертвоприношение обыденней вечерних новостей, все может быть. Да не о том речь.
Их город смешал в себе пасторали окраин и хромовый блеск центра. Он возомнил себя изменчивой и безупречной дамой, старлеткой, склонной скрывать возраст под тонной грима, а целлюлит - в компрессионных шортах и роскошных туалетах, за яркостью которых не видно ни черта . Впрочем, пресловутый господин изрядно удивился бы, будь он замечен в ее глубоком декольте: чем меньше прячешься.. Однако, пока сей ловкий трюк проходит на ура, есть мысли куда более насущные. Так, рассекая мягкий воздух сладкого сезона, за разнообразье красок, а, может, в силу госпожи традиции с ее тягой к эпатажу и бессмыслице, обозвали массой пафосных названий, юный паж названного всуе размышлял о том, что пару лет назад все было гораздо проще.
Пару лет назад – как long long time ago в исполнении прекраснейшей жительницы плывущего мира Саюри. С ее губами-лепестками вишни, белой маской и глазами, полными воды, она казалась нимфой, обворожительной провидицей из глубины души которой звенела истина. Сокрытая от всех, но очевидная в своей наивной простоте. Итак, те пару лет назад изысканные платья надевали только по особым случаям, не сверкая дизайнерским шмотьем, тонной украшений и вечерним боевым раскрасом на стоянке в супермаркете. В те времена люди знали, что такое книги, искусство, красота. У них было мерило черного и белого, были образцы, были.. Было все, по сути. Вот только в силу своей ограниченности, тяги к светской жизни и испорченности «от греха», как сказали бы братья с белой стороны доски, они все это слили в водосток и дружно помочились сверху, отдав все дешевому дерьму с экранов. Какая разница, что там внутри, если обертка привлекает птичий куцый мозг блеском мишуры и запахом «Шанели»?
Будет несколько нечестно не отметить, что сам герой вот этого безвкусного романа, сам не питался помоями массмедиа. Правда, тщательно вымачивая их в шартрезе и закусывая их дефлопе.. с чем бы там оно ни было. Тем не менее, даже жизнь под крылом гламуристой мамаши не смогла привить означенной особе ту безвкусицу, которую акулы моды называли чувством стиля. Любовь к деталям, мелочам, которые сразу задавали нужный тон, была сродни его страсти к орхидеям и белым лилиям: неизменной и фанатично верной. А, так как жизнь – безумный карнавал, в котором темень ночи подсвечивается блеском кабаре и бриллиантов на подвязках, шлюхи – сплошь тупые самки, а крохотная Visa Gold решает все, не удивительно, что час от часу черный бархат скрашивается дорогим вином с особо тонким медным послевкусьем. Особенно в присутствии такого гурмана и гуляки, как взбалмошный наследник клана Махинор. И что с того, что сам он называет его «клан зажравшихся придурков». В конце-концов, как и принцессе из известной шутки, ему не возразишь. Ведь если он сказал, то так оно и будет. За исключеньем одного неизменного «но». Которое, кстати говоря, уже наверняка ждало его на очередную лекцию о нравственности. Или, на худой конец, сознательности, осторожности, черт-его-вспомнит-чего-еще. В двух словах, того, чем Анжело Лоренцо Тьери никак не располагал.
Беспутный, разбитной, стильный, черт знает как (а он, поверьте, знает) прорвавшийся в верхушку клана юноша с лицом поразительно пластичным, чтоб передать его через какую-то одну особую черту (за исключением улыбки), предпочитая классику, не брезговал кричащими аксессуарами. Так, алый родстер Jaguar XK-Е урожая, чтоб не соврать, шестьдесят третьего, удачно дополнил изящный костюм-тройку чудесного цвета сливочного мороженого. Последний, разумеется, не гарантировал такого же шикарного эффекта, коим обзавелись герои одноименной повести одного покойного романтика. Да и, по правде говоря, он и не был особо нужен. Предполагалась, все же вычитка, а не рандеву. И, подходя к двери минутой позже, чем было установлено беспрекословным тоном приглашения, он прекрасно знал, что легкие шаги, пружинным эхом разлетавшиеся по пустому дому, как мячики скакая по ступеням, витым люстрам и прочей очень родовитой утвари, собиравшими здесь пыль не одно столетие, не остались незамеченные учредителем их маленькой психушки.
- О, да брось, - гласные растягиваются в урчание кота. Нашкодившего, и тем довольного. – Твои шестерки все равно услышат все, а после переврут так, что впору фантастический роман писать, номинируясь на Пуллицера..
Впрочем, просьба выполняется. С неизменной улыбочкой лукавого озорника, пришедшего с единой целью: навести шороху здесь шороху. В кипах степенно покоящихся на столе бумаг, в шкафах с кучей умны книг и жизни старого зануды с благородной сединой, кого он очаровательно-невинно называл отцом, по южноевропейскому обычаю, ставя ударенье на последний слог.. Хотя, занудой визави был очень вряд ли. Иначе его изысканно сухие просьбы предстать, как говорится, на ковре пред светлы очи плесневели бы в безжалостном игноре. Так, если большинство лощенных крыс шли в этот кабинет, как на эшафот, то Анжело здесь видел новые забавы. Ведь с этим, на первый взгляд, спокойным, флегматичным одиноким серым волком всегда было нескучно. И даже очень интересно.
Для верности, а, может, шутки ради прислонившися к двери спиной, Лоренцо обозрел масштаб работы. Четко упорядоченный, слишком строгий кабинет неизменно пробуждал в нем острое желание устроить здесь разнос. Хотя бы на чуть-чуть. На полный косметический ремонт.
- Бон суар, папа´, - беспечный тон под стать пружинящей походке и совершенно бесцеремонному расположению себя-любимого на краюшке хозяйского стола. Немаленького, к слову говоря.
Изящным жестом смахнув с плеча несуществующие три пылинки, тем самым дав понять, что окончательно пришел и, может быть, изволит слушать дальше, Лоренцо посмотрел на собеседника.
- Смотрю, опять вернулся к «Captain Black»?
